Площадь была полна народа. Вокруг, куда ни посмотри, тесной толпой стоят люди. Они заполонили собой не только площадь, людские потоки растягиваются и дальше, в узкие улочки города. На дворе ночь, луна закрыта тучами, но все равно светло как днем. Потому что всюду горят костры…
Десятки столбов, к которым привязаны корчащиеся и извивающиеся люди, десятки желтых цветков пламени, трепещущих и танцующих. Десятки глоток издающих жуткие, пробирающиеся в самую душу и режущие ножом сердце, крики. Вопли горящих заживо разрезают собой тишину. А народ стоит и смотрит. В некоторых глазах отражается страх, в некоторых наслаждение, в некоторых нет ничего кроме отблесков пламени. Но все смотрят. Здесь есть и дети. Их мало, но они есть. Вот женщина закрыла своей дочери глаза ладонью, вот шестнадцатилетний подросток склонил голову и держит в руках серебряный крестик, лишь вздрагивая от очередного крика боли.
А вот прямо перед одним из кострищ стоит маленькая девочка. Ей не больше восьми лет. Может, семь, может, шесть. Она стоит и смотрит на мужчину, что корчится в огне. Смотрит большими, широко открытыми глазами. Не шевелясь. Она даже не дергается, когда из костра вылетают искры. Она заворожено смотрит на людские муки. Семилетний ребенок…
Инквизиторские костры освещают эту площадь уже не первый день. Не первую неделю… не первый месяц. И сгорела на них далеко не одна сотня человек.
Инквизиторы стоят здесь же. Стоят, облаченные в коричневые рясы, опоясанные обычными веревками, головы их прикрывают капюшоны, а руки скрываются в широких рукавах. Головы святых Доминиканцев опущены, так что лиц не разглядеть. И неизвестно, что за чувства испытывают эти люди, пытая и отправляя на казнь.
Искры поднимаются вверх и взлетают в воздух, где таят над большим каменным городом. И вместе с ними вверх поднимается запах жаренной и горелой плоти. И страх…
Вот толпа, стоящая в одной из улочек, расступилась, и на площадь выехал рыцарь. Самый настоящий рыцарь в блестящих серебряных доспехах, со щитом на спине и мечом в ножнах, держащий в руке поднятое острием кверху копье. Лицо скрыто забралом. Под ним гарцует настоящий боевой конь вороного цвета и с пышной развевающейся гривой. Толпа расступалась перед рыцарем, провожая его взглядами. А рыцарь, настоящий защитник обиженных и угнетенных, оплот королевства и борец против тьмы, подъехал к одному из костров.
Шлем повернулся, и рыцарь посмотрел сквозь забрало на уже потерявшего сознание мужчину. Несколько секунд рыцарь не двигался, а затем рука, закованная в кованую перчатку, поднялась и откинула забрало шлема наверх. Людям открылось бледное лицо, где чрезвычайно густые черные усы резко контрастировали с ухоженной короткой бородкой, горбинка на орлином носу придавала рыцарю благородность, из-под забрала на лицо падал темный локон, карие глаза смотрели гордо и насмешливо.
Рыцарь посмотрел прямо в лицо горящему бедолаге, и криво улыбнулся. Это он лично поймал многих из этих ведьм и колдунов и сдал их святой инквизиции. Он, борец с тьмой, обрек этих людей на горение в пламени. Это его работа.
Конечно, рыцарь был не одинок в этом мире. Многих ведьм и колдунов ему сдали добрые люди, помогающие в борьбе со злом. Эти люди, в большинстве своем, стоят здесь же. Вон пышная дама в фартуке и синем платье злобно скалится, глядя на свою соседку, что крала у людей красоту и теперь задыхается от дыма. Вон стоит кузнец, опираясь на кувалду и мрачно глядя на другого кузнеца, что работал через дорогу, и наводил на конкурента сглаз, из-за чего у того ничего толком не получалось. Теперь этот колдун обугливается в очищающем пламени. Вон молодая барышня, что с ненавистью смотрит на свою тётку, что навела порчу на детей этой барышни, из-за чего они родились уродами. Тётка теперь издает громкие вопли, чувствуя, как огонь лижет ее ноги.
Все они были пойманы доблестным рыцарем и допрошены святой инквизицией. Вина каждого из них доказана. Все они виновны. И все они будут сожжены.
Рыцарь посмотрел на своих врагов, после чего поехал дальше, пересекая площадь. Когда он проезжал мимо маленькой девочки, та повернулась и посмотрела своими большими глазами на рыцаря. Он улыбнулся ей доброй улыбкой и, склонившись с коня, погладил по голове. И произнес ласковым голосом:
- Не бойся, крошка, эти колдуны больше никому не причинят вреда.
Затем рыцарь поехал дальше, через расступающуюся толпу. А девочка снова повернулась к костру, где уже догорало тело ее отца.
Искры поднимались в небо, забирая с собой души, что покинули тело. Святая инквизиция стояла перед помостами до конца, вполголоса читая молитвы и крестясь. И люди тоже стояли.
Лишь когда последний остов догорел до конца, святые инквизиторы позволили людям разойтись по домам. Свидетели, необходимые для публичной казни, теперь были свободны. Люди медленно начали рассасываться в разные стороны от площади. А инквизиторы и их слуги занялись расчисткой площади и складыванием праха сожженных в мешки, чтобы потом рассеять их по ветру.
На востоке замаячил огонек рассвета. Ярко-Розовый луч резко ударил в площадь, будто указывая небесам на творившуюся здесь только что расправу.
Один из святых инквизиторов на секунду повернулся в сторону встающего солнца. Ему показалось, что по обе стороны луча, бьющего в лицо, возникло два глаза. Полных боли и чрезмерной доброты… и любви…
Но наваждение рассеялось. Инквизитор посмотрел еще немножко на рассвет, а затем снова вернулся к своей работе.
Город встречал новый день.